И тут сверху донесся непонятный, но от того не менее противный скрежет. Дыра начала медленно затягиваться, словно ее с немалыми усилиями задвигали тяжеленной крышкой. Пружина пружиной, но на место ее возвращали вручную, не торопясь выражать соболезнования распростертому внизу телу. Напротив, вверху что-то подозрительно загрохотало, глухо и зловеще, словно к дыре катили здоровенный камень. Эта мысль мигом поставила меня на ноги, вернее, на четвереньки. Не претендуя на большее, я резво уползла в центр дворика. Вовремя — на то место, где я только что лежала, упал… нет, не камень, а горящий факел, ярко высветив землю под дырой.
Я затаила дыхание, но таинственный метатель оставил эмоции при себе. Крышка со щелчком встала на место, и все стихло.
Поколебавшись пару минут, я вернулась и подобрала факел. Просмоленная ветошь на его конце не успела даже почернеть, и пламя радостно обволокло ее со всех сторон. Видимо, его зажгли об один из настенных факелов и тут же сбросили вниз. Интересно, кому взбрело в голову бродить по замку с запасным факелом, если они здесь на каждом углу?
Я покосилась вверх и пробормотала заклинание левитации еще раз. Безуспешно. Страх — страшная сила, другого объяснения я не видела. В любом случае назад меня все равно не пустят. Хотя совсем не помешало бы с возмущенным «эй, что за дурацкие шуточки?!» помолотить по плите кулаком, а утром послушать, кто из рыцарей заикается…
Опустив факел, я пошла к калитке, но там меня ожидало очередное разочарование. Дверь оказалась заперта. Я дернула за кольцо, и снаружи неподкупно брякнул железный засов. С крюком, замком или легкой щеколдой я бы еще справилась, но отодвинуть эту тяжеленную орясину магией вряд ли удастся, проще саму дверь выбить.
Решать проблему выхода столь радикально мне не хотелось, как и объяснять сбежавшимся на шум рыцарям, как я сюда попала. Можно, конечно, открыть телепорт и пройти сквозь дверь, но кто может поручиться, что там нет второго такого же дворика? Это тоже больше дневное заклинание, ночью его хватит только на два-три раза. Я досадливо поглядела вверх, где призывно покачивало ставнями окошко на четвертом этаже. А что, не так уж и высоко — саженей восемь. И уж точно ближе, чем по лестнице.
Я подергала за плющ обеими руками. Вроде крепкий. Узловатый комель был не тоньше древесного, правда, состоял из нескольких сросшихся стеблей, которые расходились в стороны на высоте около аршина.
Зажав в зубах конец факела, я с опаской начала восхождение. Лезть оказалось удобно, хоть и страшновато. Плющ намертво врос в кирпичную кладку, гибкие веточки так прочно и часто переплелись, что я с трудом засаживала в них носок сапога. Зато потом нога стояла как влитая. Главное — вниз не смотреть.
До второго этажа я долезла быстро и без приключений. Остался третий, самый короткий, то есть низкий. Я перебралась ближе к столбцу окон, удобно пристроила ногу на краю подоконника третьего этажа и только собралась чуть передохнуть, как вдруг в глубине комнаты мелькнул слабый огонек — свеча или лучина. Раздавшийся вслед за тем визг чуть не отправил меня в повторный полет. Покрепче уцепившись руками за ветки, я заглянула в окно и увидела толстую бабу в белой ночной сорочке, застывшую посреди комнаты с надкушенной бараньей ляжкой в волосатой руке. Баба, кажется, увидела меня немного раньше…
Не успела я удивиться, что делает в замке еще одна женщина, как опознала в ней Верховного магистра, пример святости, аскетизма и верности обетам, ревностно умерщвляющего, как оказалось, не только свою плоть, но и баранью.
Не придумав ничего умнее, я приветственно помахала ему рукой и полезла дальше.
Визг грянул с новой силой, по коридору загромыхали шаги, но я уже перевалилась животом через край подоконника и тяжело рухнула на пол своей комнаты. Выплюнув факел и отдышавшись, я с размаху зашвырнула потухшую палку подальше в темноту и тихонько прикрыла ставни. Вот гхыр собачий, лучше бы я действительно не вылезала из постели!
…Паника не стихала еще добрых два часа, да и потом во всем замке до самого утра хлопали двери. Естественно, умертвие категорически отказалось являться в такой нервной обстановке. На всякий случай дождавшись рассвета, я с чистой совестью улеглась и попыталась предаться мыслям о вечном, но возмутительно быстро уснула.
На завтрак хлебосольный Фендюлий ниспослал собственно хлеб и соль, причем у ломтей был такой вид, словно святой кромсал их собственноручно еще в молодости. Зато духовная пища оказалась на высоте! Верховный магистр, стоя посреди трапезной с воздетыми к потолку руками, вдохновенно вещал:
— Братья мои, внемлите и содрогнитесь, ибо ночью меня посетило умертвие! Оно парило перед окном, но было бессильно переступить через стоящий на подоконнике ларец с зубом святого Фендюлия и лишь оставило на нем отпечаток своего копыта!
Рыцари с изумленными оханьями передавали пресловутый ларец по рукам. Хм, а я-то в темноте приняла его за ящик для цветов…
— Госпожа ведьма, — Тивалий с заметным усилием разжевал и проглотил кусок хлеба, поскорее запив водой, — неужели вы ничего не слышали?
Я неопределенно пожала плечами, заворачивая свою порцию в платок и запихивая в карман. Надеюсь, Смолке удастся подзакусить щедрым фендюлинским даром с меньшим ущербом для зубов и желудка.
— И никуда не выходили? — насторожился парень, не спускавший глаз с моего лица.
— Только в уборную, — невозмутимо призналась я. — А что?
— Но если бы вы пошли куда-нибудь еще, вы бы меня позвали, верно? — продолжал настырно допытываться Тивалий.