Верховная Ведьма - Страница 2

Денег у меня пока хватало, а по опыту я знала: стоит проехать пару-тройку негостеприимных селений — и в четвертом ведьме окажут самый теплый прием, причем туда тайком сбегутся жители из трех предыдущих. Запретить-то магию можно, но заклинания молитвами не заменишь, и слова «значит, так было угодно богам» служат слабым утешением для молодого вдовца, чья жена приглянулась упырю или скончалась от родильной горячки.

Я огляделась, привстав на стременах. Так, вот и Липки-Малинки — довольно большое село, даже с ярмарочной площадью, в настоящий момент пустующей. Храма что-то не заметно. Левее, за березовой рощицей, небольшое озерцо в низинке, правее — пересеченная речушкой пустошь, по которой маленькими группками бродят коровы и овцы, печально изучая бурую землю с редким вкраплением зелени. А дальше, за селом, на лесистой горочке… ого!

Замок был огромен. До него оставалось не меньше пяти верст, а макушки всех восьми башен уже горделиво возвышались над лесом, притягивая взгляд яркой кирпичной кладкой. На шпилях трепетали заостренные язычки флагов. Не верилось, что все башни обнесены одной стеной — места между ними хватило бы на восемь замков, — но кому придет в голову ставить их рядком?!

Я мигом сообразила, где нахожусь. Не Малинки, а Маел-ине-киррен, по-гномьи — Вороньи Когти, название крупнейшего в Белории рыцарского замка. А село, вероятно, называется «Перекрестье» — вон на столбе у околицы виднеется еще одна шильда.

Подъехав поближе, я убедилась в своей правоте. Перекрестье было одним из тех селений, что взяли начало от постоялого двора на скрещении дорог. Одной дорогой — той, по которой я приехала, — сейчас уже почти не пользовались, и она превратилась в обычную сельскую улочку, зато вторая с годами расширилась почти до размеров тракта и вела в гору, к замку.

Селяне глядели на меня неприязненно, не выходя за калитки, но и не отлипая от оных. Многие демонстративно крестились и плевали через плечо, кто-то даже показал шиш, якобы отводящий порчу (я не осталась в долгу, продемонстрировав другой, не менее символичный палец). Скрывать свою профессию я и не подумала, напротив — откинула капюшон куртки и гордо выпрямилась в седле, чтобы всем хорошо были видны трепещущие на ветру рыжие волосы и рукоять висящего за спиной меча. Проезжать-то через село мне никто не запрещал, как и рекламировать «бесовской промысел». Я подметила парочку заинтересованных взглядов и довольно усмехнулась. Может, выехать за околицу и остановиться в ближайшей рощице, поджидая клиентов?

Но тут я заметила корчму и мигом изменила планы. Тряское седло и черствые бутерброды уже сидели у меня в печенках — неплохо бы в кои-то веки побаловать и желудок, а заодно размять ноги и местечко повыше.

Ни чистотой, ни обилием посетителей корчма похвастаться не могла. При моем появлении она обезлюдела окончательно, а корчмарь, даже не поинтересовавшись, чего я изволю, брякнул передо мной наполненную едой тарелку.

Картошка оказалась пересоленной, огурцы дряблыми, а отбивная подозрительно напоминала мою отлетевшую подметку. Кое-как насадив сей кулинарный шедевр на вилку, снять его я уже не смогла. Укусить тоже не рискнула, красочно представив два ряда зубов по соседству с вилкой. И потом, с одного края ее, кажется, уже грызли, но тоже не преуспели… Я в последний раз тряхнула вилкой, и отбивная неожиданно поддалась. Со зловещим свистом рассекая воздух, она на бреющем полете пронеслась через корчму и шлепнулась в ведро с помоями, где и затонула. Корчмарь тоскливо скривился — видимо, уникальное кушанье кочевало со стола на стол с самого утра и входило в меню не только обеда, но и ужина.

Вилка освободилась, и я занялась печальным размазыванием картошки по тарелке. Есть захотелось еще больше, но, увы, не настолько, чтобы заставить себя проглотить хотя бы кусочек этого месива, порочащего доброе имя еды.

Отложив вилку, я посмотрела в окно. Возле корчмы уныло слонялись какие-то мужички, то и дело поглядывая на дверь и перебрасываясь парой слов. Кажется, они были совсем не прочь пропустить по кружечке пива, но привязанная у дверей кобыла одними своими желтыми глазами отпугивала страждущих, не говоря уж о засевшей в корчме ведьме.

Корчмарь уже несколько раз прошелся мимо моего стола, в последний раз так и оставшись стоять рядом, выразительно сопя над моим ухом. Я, откинувшись на спинку стула, делала вид, что ничего не замечаю. Да и вообще, похоже, собралась малость вздремнуть…

— Эй, уважаемая! — Не выдержав, мужик выдвинулся на передний план. Уважения в его голосе я что-то не заметила, только досаду, несколько сдерживаемую страхом перед ведьмой. — Вы расплачиваться собираетесь али как?

— Собираюсь, — охотно подтвердила я, для наглядности прокручивая в пальцах серебряную монетку. Корчмарь протянул было руку, но денежка исчезла так же внезапно, как и появилась. — Но разве это надлежит делать не перед самым уходом?

Мужик неохотно, но утвердительно кивнул.

— Ну так идите, любезный, занимайтесь своими делами, я никуда не тороплюсь, — благодушно заверила я, поуютнее устраиваясь на стуле. — У вас такое милое заведение и так вкусно кормят, что хочется растянуть это удовольствие подольше. Скажем, до вечера. А может, и заночевать? Вы ведь ничего не имеете против, верно?

Корчмарь засопел, как дракон, похитивший принцессу, а в логове обнаруживший, что перепутал ее с девяностолетней служанкой. Причем выпроводить польщенную бабку оказалось не легче, чем наглую ведьму, мешающую травить более покладистых клиентов. Не знаю, как там выкручивался дракон, а передо мной уже через пятнадцать минут стояла тарелка с эксклюзивной куриной грудкой в густом соусе, свеженькая, еще дымящаяся.